Я еще не дочитала Бегбедера, но отношение уже сформировалось
По образованию и роду деятельности он не столько писатель, сколько журналист и литературный критик. Я видела с ним программу по каналу СТО (кстати, замечательный ТВ-цикл про французский современных писателей!) - произвел двойственное впечатление. Есть в нем слегка раздражающее самолюбование и элегантное нахальство нувориша. В "Описи перед распродажей" сии качества проявились вновь. Не скажу, что это бесит - просто чуть-чуть напрягает.
"Опись" - книга не художественная, однако назвать это "литературоведением" тоже язык не поворачивается. Сборник незатейливых заметок для журнала "Афиша" или "Ваш досуг". В общем-то он эту цель и преследовал. Написал для обывателя аннотации к книгам 50 авторов 20 века, вошедших в список лучших по мнению фанцузов.
Три четверти книг оттуда я не читала, поэтому к рецензиям Бегбедера отнеслась с интересом и в некоторых местах даже с восторгом. Однако прочитав, что он пишет про книги мне известные, я несколько увяла. БОльшей частью пишет плохо, в смысле скучно или не в том тоне (придираюсь, да-да), или вообще не по сути.
Не могу расстаться с мыслью, что автор любуется самим собой, слегка касаясь сюжетов чужих книг и чересчур свысока поглядывая лично на меня, как на читателя. Я же ж жутко ж не люблю, когда на меня свысока смотрят - особливо ежели без основания.
В общем, берут меня сомнения по поводу того, что я возьму в руки еще одно произведение этого француза. Хотя... хотя я еще не точно решила
Забавно. На один из вопросов я долго не могла ответить - выбирая между книгой и клинком. Выбрала все-таки книгу, НО на этом ответе - тест зависал 4 раза. Выбрала "Клинок" - и мне разрешили идти дальше. (ну что, товарищ Юнг, поразмышляем?) Впрочем, в итоге я получилась трудолюбивой богиней плодородия... (Бред какой )
… На заре эпохи, когда мир только-только создавался, и звезды были юны, вас нарекли… Хаом-Фэй
читать дальше«Хаом-Фэй», или «скромная хозяйка» — вот как зовут вас смертные, обращаясь к вам в своих повседневных молитвах. Для них вы – символ стабильности и уверенности в завтрашнем дне, ибо вы покровительствуете земле и плодородию, а нет ничего неизменней, чем земля. Вы спокойны и усердны в своих начинаниях, и любое дело с вашей помощью может быть доведено до конца. Пожалуй, вы тот якорь, который держит мир на месте в бушующем вихре перемен. Ваши карие глаза всегда светятся заботой о тех людях, которые верят вам и вверяют вам свои труды. Быть может, вам не хватает легкомыслия, а кто-то сочтет вас слишком прямодушной, но зато вы никогда не оставляете начатое и не бросаете людей в беде. Честный трудолюбивый человек всегда у вас в чести, но горе тем, кто ищет легкой наживы – такие вызывают у вас лишь презрение. Вашу благосклонность сложно завоевать, но, сделав это, человек получит себе покровителя, каких стоит поискать…
В 7 утра петербургское солнце ошарашивает! Открываешь глаз, сначала один, через некоторое время второй - не веришь. Не веришь стеклянной прозрачности воздуха и узловатым веткам тополей на фоне невероятно голубого неба. Собираешься со скоростью, которой позавидует Байконур, вылетаешь в утреннюю сказку. Петляешь знакомыми тропками между школой, детским садом, аптекой и обувным ларьком. Провожаешь взглядом электричку, мечтаешь о местечке у окна и чистом стекле, к которому можно прижаться носом. Сопеть и смотреть. Плакать сквозь улыбку. Смеяться навылет.
Полчаса шла до остановки в ста метрах от дома. Зигзагом. Мимо дерева, где мы строили себе дом; мимо высохшего болотца, где жили тролли, трусливые гуроны и немецкие фашисты; мимо футбольного поля, где случались все наши войны, матчи и догонялки; мимо глухой стены музыкальной школы, где так удобно было играть в козла и прыгать на резинке!
Я помню как была Марией Антуанеттой, Ншо-чи Лаской, Рудым Огоньком, Вингилоттой, пиратом, эльфом... Я помню, потому что никогда не переставала всеми ими быть до сих пор
Мужчина с ясными глазами, монгольскими скулами и азиатскими манерами пещерного оленевода (я знаю, что олени в пещерах не водятся!) мешает мне жить!!!
Потому что я от него без ума
Девушка без ума - не камильфо. Девушка без любви и секса - стерва. Хэзэ его знает, что есть "не камильфо", поэтому стервенеть не буду
Единственная неприятность - я не успела опробовать новую стремяночку (то есть успела... но к ремонту это не относилось) и не успела посмотреть "Увлечения" Муратовой (увлекательно увлекалась самостоятельно)
Не выдержала голова. Взорвалась. Буду целую ночь есть, плакать и читать. Слизывать буквы вместо слез. Слушать Мельницу, слушать тишину, слушать темноту. Хотеть бОльшего, смеяться над собой, жалеть многих, гордиться редкими. Гладить взглядом фотоальбом и воспоминания. И мечтать об участи крыски, уничтожающей миллионы книг на всех языках мира.
Береника Бодрийяр... приснится же Локи Вальгалла...
Сесть в метро, доехать до "Черной речки", затем – на трамвай, выйти, оставить слева от себя буддийский храм, пройти по деревянному мостику и ... "Вновь оснежённые колонны, / Елагин остров и два огня..." Это – Блок. "На островах". Поэт часто бывал "на островах" – Елагином, Крестовском, – глушил себя портером в бесконечных ресторанах и кабачках, посещал варьете, заводил знакомства с местными проститутками: "За толстыми пивными кружками, / За сном привычной суеты / Сквозит вуаль, покрытый мушками, / Глаза и мелкие черты" (Как прекрасен этот "вуаль" мужского рода! Как странно, мистически он "сквозит" "за толстыми пивными кружками"!). Поутру, приняв ванну, поэт записывал в дневник: "Ночь глухая, около 12-ти я вышел. Ресторан и вино... Лихач. Варьетэ. Акробатка (такой трусливо-цирковой эвфемизм сочинил Блок для обозначения своих ночных знакомых, – К.К.) выходит, я умоляю ее ехать. Летим, ночь зияет. Я совершенно вне себя... Я рву ее кружева и батист, в этих грубых руках и острых каблуках – какая-то сила и тайна".
читать дальшеНи у кого из русских поэтов, кроме Блока, вульгарная проститутка не вызывала столь острого эстетического восхищения. Помню, в детстве, было невозможно поверить, что и "шляпа с траурными перьями", и "в кольцах узкая рука", и "вздыхая древними поверьями" – это все про нее: "маньку", "шалаву", "шлюху", наконец – "Катьку" из того же Блока, только революцьонного. И действительно, чувствуете ли вы, как от восхищения, почти священного, захватывает дух: "Я чту обряд: легко заправить / Медвежью полость на лету, / И тонкий стан, обняв, лукавить, / И мчаться в снег и темноту..."?
В том же 1911 году, в котором Александр Блок выпытывал у островной незнакомки: "Средь этой пошлости таинственной, / Скажи, что делать мне с тобой...", юный нахальный эгофутурист Игорь Северянин сочинил свой вариант "На островах". В отличие от старшего поэта, он использует иные, более современные средства передвижения (футурист, все-таки!): "В ландо моторном, в ландо шикарном / Я проезжаю по Островам". Но персонажи все те же: "эти дамы", "феи" (в иронических кавычках); похожи на блоковские и вопрошания: "И что тут прелесть? И что тут мерзость? / Бесстыж и скорбен ночной пуант". Действительно, сравните: "скажи, что делать мне с тобой?" – "и что тут прелесть?". Ответ, в общем, несложен: "ночной пуант".
Но футурист (как и положено) пошел дальше. Вот гривуазно-мещанская концовка его стиха:
"Кому бы бросить наглее дерзость?
Кому бы нежно поправить бант?"
Трогательная пошлость Северянина нашла своего адресата. Через 17 лет после моторных променадов эгофутуриста по Островам 25-ти летний Николай Заболоцкий сочиняет своих знаменитых "Ивановых". Там юные коллеги блоковских "незнакомок" и северянинских "фей" обретают право на собственный голос, на свой вопрос. Блок не знал, что ему делать с "акробаткой", Северянин легкомысленно искал, "кому бы нежно поправить бант?", "девка" Заболоцкого просто вопиет:
... Куда идти,
кому нести кровавый ротик,
кому сказать сегодня "котик",
у чьей постели бросить ботик
и дернуть кнопку на груди?
Неужто некуда идти?!
Действительно, куда идти? На блоковские Острова путь был закрыт. На дворе 1928 год. Старорежимные "незнакомки" и "феи" высланы или расстреляны. "Вуаль", "перстни", "острые каблуки" – все по ту сторону семнадцатого года. Но дело не в истории. Разве не согласился бы Блок с леденящим душу восклицанием автора "Столбцов": "О, мир, свинцовый идол мой..."?
Больше всего в фильме привлекает уникальная красота кадра.
Черно-белый, лаконично-детальный, чистый фильм.
Даже нельзя сказать, что он просто черно-белый – такое ощущение, что он снят на пленке из света. Он изнутри светится.
Вторая удача после цвета и композиции – это актеры. И даже не инопланетная Литвинова, не аристократично-пыльная Демидова, не наполненная жизнью Русланова – главные звезды! Самая звездная звездочка этого кино – Георгий Делиев, настройщик с добрым лицом начинающего Остапа Бендера.
Фильм вневременной, стильный. Воздушный, приятно прозрачный.
С каким-то странным намеком на достоевщину. Эдакий «ремейк» Достоевского в исполнении Бунина.
Акварель бывает черно-белой? Теперь я знаю, что бывает.
Настройщик душ. Работа лицом J
Лина – избалованный камертон. Утонченная, психованная блондинка. Любопытный ребенок, наслаждающийся каждой минутой наблюдения за собой и окружающими людьми. Она завзятый визуал, и на нее поэтому смотреть сплошное удовольствие. Любование в чистом виде.
Остальные герои – тоже вряд ли здоровы. Впрочем… всё, как в жизни.
Люба (Русланова) – угар реализма. Женщина без мужчины на грани климакса – катастрофа и вокально-мозговой диссонанс.
Анна Сергеевна (Демидова) величественна даже во время уколов. Но от старушки-процентщицы все равно многое взяла
Сцена в Банке – реверанс Кафке? Приятный абсурд в пастельных тонах.
Самое стильное действо - спуск Лины по абсолютно вертикальной лестнице на умопомрачительных шпильках.
В целом фильм – услада для глаз, елей для души. Я рискую полюбить Киру Муратову всем сердцем.