абсолютная кошка
Почитала стихи Павича в Иностранке. И наконец-то поняла почему он мне не симпатичен. Он угрюмый, недовольный тип, тоску нагоняет до ужаса!
Самое светлое явление может извозить в пыли и мусоре и заляпать. Мой мир с его миром не хочет соединяться. Я же чувствую сопротивление, и никуда от него не денешься.
Симпозиум
В разгаре осенний пир. В печную трубу набились листья и
гнёзда.
Сказано — сделано: отворили каретную дверцу у наших
дверей.
Из грязных глиняных мисок будем хлебать лунный свет.
В юном саду тени плодов и листьев бегают босиком.
Красивые грязные руки добавят заячьей крови в чаши с солнечным светом.
Сказано — сделано, но не взял я гроздь винограда с павлиньим
пером.
Кладбище в сердце моём, точащее реки из-под крестов.
Пепла полон мой рот, ибо хлеб обронил я в огонь.
Птицы — слезинки снов клюют из моих ушей.
Не отдаётся в недрах моих жуткий набат любви,
Убивающий птиц на лету и гасящий свечи
В церкви, где вылезло древо из полу. На солнце вышли святые
И деспоты, красно одетые. От времени страшны они.
Алчут пищи моей. И я беру гроздь винограда с павлиньим
пером.
Самое светлое явление может извозить в пыли и мусоре и заляпать. Мой мир с его миром не хочет соединяться. Я же чувствую сопротивление, и никуда от него не денешься.
Симпозиум
В разгаре осенний пир. В печную трубу набились листья и
гнёзда.
Сказано — сделано: отворили каретную дверцу у наших
дверей.
Из грязных глиняных мисок будем хлебать лунный свет.
В юном саду тени плодов и листьев бегают босиком.
Красивые грязные руки добавят заячьей крови в чаши с солнечным светом.
Сказано — сделано, но не взял я гроздь винограда с павлиньим
пером.
Кладбище в сердце моём, точащее реки из-под крестов.
Пепла полон мой рот, ибо хлеб обронил я в огонь.
Птицы — слезинки снов клюют из моих ушей.
Не отдаётся в недрах моих жуткий набат любви,
Убивающий птиц на лету и гасящий свечи
В церкви, где вылезло древо из полу. На солнце вышли святые
И деспоты, красно одетые. От времени страшны они.
Алчут пищи моей. И я беру гроздь винограда с павлиньим
пером.