абсолютная кошка
Даниэль Кац - финский еврей. И это две большие разницы с одесским евреем. Каюсь, я ожидала от книги одесского юмора, к финскому была не готова. Нет, в книге есть момЭнты, однако нет атмосферы. Может, дело в переводе. Может, дело в Каце, который больше финн, чем его прадедушка Беня.
Еврейские книги читаются с акцентом, он возникает бессознательно и не требует напряжения, он ворожит нужный тон. В романе про Беню акцента нет, и это обескураживает.
Хотя я начиталась рецензий, где сплошь отзывы в духе - "над гэгами так хохочешь, а абсурдным заморочкам так удивляешься, что аналитический аппарат попросту отказывает". Видимо, мне нужно чуть больше для отказа аппарата.
Кстати название серии, в которой выпущена книга, повеселила едва ли не больше, чем сам роман. "Проза еврейской жизни". Таки тут смешнее, чем там
Но все же момЭнты:
Мы, евреи, мастера разводить разные «если» да «кабы», хитрить да мудрить, взять хоть наш Талмуд! Вот почему у нас нет естественного отношения к корове или к женщине. Мы не можем рассматривать корову с такой же безмятежностью, с какой она рассматривает нас, а, недолго думая, спрашиваем себя, что сказал рабби Акива о коровах и как другой, более близкий к нам по времени ребе из Бердичева, истолковывает мысли Акивы о коровах и его мысли о том, как соотносятся между собой коровы и Бог. Почти так же мы относимся к женщинам.
Еврейские книги читаются с акцентом, он возникает бессознательно и не требует напряжения, он ворожит нужный тон. В романе про Беню акцента нет, и это обескураживает.
Хотя я начиталась рецензий, где сплошь отзывы в духе - "над гэгами так хохочешь, а абсурдным заморочкам так удивляешься, что аналитический аппарат попросту отказывает". Видимо, мне нужно чуть больше для отказа аппарата.
Кстати название серии, в которой выпущена книга, повеселила едва ли не больше, чем сам роман. "Проза еврейской жизни". Таки тут смешнее, чем там
Но все же момЭнты:
Мы, евреи, мастера разводить разные «если» да «кабы», хитрить да мудрить, взять хоть наш Талмуд! Вот почему у нас нет естественного отношения к корове или к женщине. Мы не можем рассматривать корову с такой же безмятежностью, с какой она рассматривает нас, а, недолго думая, спрашиваем себя, что сказал рабби Акива о коровах и как другой, более близкий к нам по времени ребе из Бердичева, истолковывает мысли Акивы о коровах и его мысли о том, как соотносятся между собой коровы и Бог. Почти так же мы относимся к женщинам.
